Ого-го…

Я поставил чашку на стол и сцепил руки на коленях, размышляя.

Мало кому об этом известно, но кто-то у нас в Совете регулярно снабжает информацией вампиров, и последствия этого разрушительны. Что самое обидное, предателя до сих пор не поймали. Хуже того, я сам видел не одно доказательство существования и активной деятельности еще одной закулисной организации, причем действующей с таким размахом и столь эффективно, что у меня не оставалось ни малейших сомнений: о меньшей мере часть ее членов — чародеи. Я называл их про себя Черным Советом — собственно, а как их еще назвать? — и держал ухо востро в ожидании их появления на сцене.

И гляньте-ка! Вот вам один.

— Значит, вот почему я ничего об этом не слышал, — буркнул я. — Если все считают, что это дело рук Стражей, наивно ожидать, что они обратятся к этим самым Стражам за помощью. Тем более, к той калоше, которая исполняет эти обязанности здесь.

Элейн кивнула.

— Верно. А ко мне обратились всего через месяц после того, как я получила лицензию и открыла свое дело.

Я хмыкнул.

— Откуда они про тебя-то узнали?

Она улыбнулась в ответ.

— Я значусь в «Желтых Страницах». В графе «Чародеи».

Мне ничего не оставалось, как фыркнуть.

— Я всегда знал, что ты сдувала у меня контрольные.

— Не вижу ничего плохого. Главное, списывать правильные ответы, — она откинула прядь волос за ухо таким знакомым, привычным жестом, что сердце защемило от уймы связанных с этим воспоминаний. — Впрочем, большая часть дел попадает ко мне по рекомендациям старых клиентов… работой моей, вроде, довольны. Так или иначе, всех… ну, почти всех жертв объединяет одно: они жили одни или изолированно.

— А я, — тихо произнесла Анна, — последняя из членов ордена, кто живет одна или изолированно.

— Скажи, в тех, остальных городах, — спросил я у Элейн. — Убийца ничего не оставлял за собой? Ну, там, посланий? Намеков?

— Каких? — удивилась Элейн.

— Цитат из Библии, — ответил я. — Оставленных таким образом, что прочесть их в состоянии только люди вроде тебя или меня.

Она покачала головой.

— Нет. Ничего такого. А если и было, я этого не заметила.

Я устало вздохнул.

— Так вот, в двух случаях на месте преступления оставлены послания. У вашей знакомой Жаннин и еще одной женщины по имени Джессика Бланш.

Элейн нахмурилась.

— Я так и поняла из того, что ты говорил прежде. Только смысла в этом никакого не вижу.

— Очень даже есть смысл, — возразил я. — Только мы его пока не нашли, — я нахмурился. — Как думаешь, могут какие-то из других смертей иметь отношение к Белой Коллегии?

Элейн нахмурилась и встала. Она отнесла свою чашку на кухню и вернулась, задумчиво хмуря бровь.

— Не могу утверждать наверняка, что не имеют. Не знаю. Но и доказательств того, что имеют не видела, точно. А что?

— Прошу прощения, — неуверенно вмешалась Анна. — Белая Коллегия?

— Белая Коллегия вампиров, — уточнил я.

— А что, их несколько разных? — удивилась она.

— Угу, — кивнул я. — Красная Коллегия — это те, с которыми воюет сейчас Белый Совет. Такие, похожие на летучих мышей, но способны принимать человеческий облик. Кровососы. Вампиры Белой Коллегии больше похожи на людей. Психопаразиты. Соблазняют своих жертв и питаются их жизненной энергией.

Элейн кивнула.

— Но почему ты меня о них спросил, Гарри?

Я набрал в грудь воздуха.

— Я обнаружил нечто, что позволяет предположить: Джессика Бланш погибла в результате того, что ее энергию пожрал какой-то сексуальный хищник.

Некоторое время Элейн молча смотрела на меня.

— Не укладывается в общую схему, — сказала она наконец. — Что-то не так.

— Или кто-то.

Она нахмурилась.

— Есть только одна точка, от которой можно раскручивать поиски.

— Джессика Бланш, — кивнул я.

Мыш вдруг вскочил, повернулся мордой к дверям и зарычал.

Я тоже встал, вдруг вспомнив, что вся моя сила осталась за порогом квартиры, а оставшейся магии не хватит даже на то, чтобы выбраться из бумажного мешка.

Погас свет. Мыш продолжал рычать.

— О Боже, — выдохнула Анна. — Что происходит?

Я стиснул зубы и зажмурился, пытаясь адаптироваться к внезапной темноте. Обоняния моего коснулся слабый, но едкий запах.

— Чувствуете? — спросил я.

— Что? — голос Элейн звучал на удивление спокойно.

— Дым, — ответил я. — Нам надо убираться отсюда. Мне кажется, дом горит.

Глава ДВЕНАДЦАТАЯ

— Свет, — негромко скомандовал я.

Я не договорил еще, а Элейн уже бормотала слова заклинания, и ее амулет-пентаграмма, почти точная копия моего, засиял зеленовато-белым светом. Она подняла его над головой, держа за серебряную цепочку.

В этом неярком свете я подошел к двери и осторожно дотронулся до нее — так, как учили на занятиях по безопасности в школе. Ничего особенного я не заметил.

— В коридоре огня нет, — сообщил я.

— Пожарная лестница? — спросила Элейн.

— Она рядом, — заверила ее Анна.

Мыш продолжал рычать, не сводя взгляда с двери. Запах дыма усиливался.

— Кто-то или что-то поджидает нас в коридоре.

— Что? — ахнула Анна.

Элейн перевела взгляд с Мыша на меня и прикусила губу.

— Окно?

Сердце мое колотилось что-то очень уж часто. Не люблю я пожаров. Не люблю получать ожоги. Это больно и некрасиво.

— Может, я и смог бы управлять падением, — сказал я, заставляя себя дышать ровно, спокойно. — Но в доме полно людей, а сигнализация и спринклеры явно выведены из строя. Должно быть, кто-то их заколдовал. Надо поднять жильцов.

Мыш повернул свою лохматую башку и секунду-другую внимательно смотрел на меня. Потом описал круг по комнате, тряхнул головой пару раз потянул в себя воздух — и сделал то, чего я не знал за ним со времен его щенячества, когда он запросто помещался в карман моей ветровки.

Он залаял.

Громко. Напористо. «ГАВ! ГАВ! ГАВ!» — с механической монотонностью метронома.

Ну, то есть, возможно, суть вещей это мое описание и передало, но вот интенсивность — вряд ли. Всем в Чикаго хорошо известно, как ревет сирена штормового предупреждения. Если вы живете где-нибудь в штатах Среднего Запада, у вас тоже есть такие — системы оповещения о приближающихся торнадо. Возможно, к таким сиренам вы даже привыкли. Я сам жил как-то раз ярдах в тридцати от такой — так вот, поверьте мне на слово, этот звук воспринимается совсем по-другому, когда вы находитесь прямо рядом с его источником. Это не просто завывание. Когда он раздается у вас над ухом, он становится осязаемым — этаким каскадом, размазывающим мозг по стенкам вашего черепа.

Лай Мыша можно было бы сравнить с этим — отчасти. Каждый раз, когда он лаял, клянусь вам, у меня некоторые мышцы самопроизвольно дергались или сжимались как от инъекции адреналина. Я не смог бы спать даже при половинной громкости такого лая — и это без учета тех доз энергии, что лупили по мне электрическими разрядами с каждым новым «гав!» В тесном пространстве квартиры лай просто оглушал не хуже артиллерийского залпа. Мыш гавкнул так раз двенадцать, а потом смолк. Наступила внезапная тишина, только в ушах звенело.

Прошло несколько секунд, прежде чем уши мои снова обрели способность слышать, и до меня донеслись звуки с этажа над нами: шлепки босых ног, одновременно соскочивших с кроватей. Такие звуки слышишь обычно в казарме при подъеме по тревоге. В квартире за стеной кто-то кричал. Залаяли другие собаки, заплакали дети. Захлопали двери.

Мыш снова сел, поводя башкой из стороны в ссторону на каждый новый звук.

— Блин-тарарам, Гарри, — выдохнула Элейн, широко раскрыв глаза. — Это… Откуда, черт подери, у тебя настоящая Храмовая Собака?

— Э… Если уж на то пошло, из места, очень похожего на это, — я потрепал Мыша по загривку. — Умница, пес.

Мыш вильнул хвостом и распахнул пасть в довольной ухмылке.

Левой рукой — в правой я держал пистолет — я отворил дверь и, вытянув шею, посмотрел вправо-влево по коридору. Там и сям метались хорошо видные в дыму лучи фонариков. Слышались крики: «Пожар! Пожар! Выводите всех!»