При упоминании этого имени меня дрожь пробрала.
— Ладно. Показывай камеру.
Тера прошла немного вперед сквозь осеннюю тьму — нагая, молчаливая, равнодушная к промозглому холоду позднего вечера. Я за ней. Трава под ногами хлюпала, как толстый слой мокрого плюша. Тера ткнула пальцем в полускрытую деревьями квадратную коробочку, что глазела со стены на пустынную улицу.
Я облизал внезапно пересохшие губы и потянулся к видеокамере, стараясь не высовываться из-за кустов. Зажмурился, воззвал к Силе, сосредоточился. В голове ухнул тяжкий молот. Ладони вспотели, на лбу проступила липкая влага. Вообще, извести какую-нибудь механику — плевое дело. Практикующих Искусство постоянно окружает магическое поле. Оно-то и сводит с ума технические штучки. Стоишь такой, о плохом не думаешь, а вокруг тебя сами собой накрываются ксероксы и мобильники. Это в нормальные дни…
Сегодняшний день я бы нормальным не назвал. Энергетический запас моего поля исчерпан. Стрелка дрожит на нуле. Системы управления магическим потоком корчатся в агонии. На любое усилие тело отзывается жуткой болью.
Но, черт побери, отступать некуда! Надо попасть внутрь. С моей нынешней спортивной формой пробежка исключается. Не так давно я уже бегал и каждый раз без сил валился на финише, хватая ртом воздух, как рыба на берегу, с единственным желанием оказаться дома в мягкой постели.
Я постарался успокоиться, привел в порядок мысли и снова сосредоточился на жалких остатках Силы, которые сумел наскрести. И снова боль. Надоедливая, занудная боль взорвалась в черепушке, ужалила колени, в упор расстреляла суставы в руках. Тем не менее ниточка магической силы не исчезла. Она росла и крепла вместе с болью.
— Malivaso, — прошептал я и выбросил руки в чернеющий квадрат.
Видели, как неуклюжая девчонка подает в волейболе? Так и я, один в один. Тужился, собирал энергию, терпел, чуть ли не по швам трещал, а в итоге разрядился «мыльным пузырем», который, шатаясь, как пьяный воробей, лениво поплелся к камере слежения. Честно скажу, чудом добрался.
Сначала вообще ничего не произошло. Затем посыпались слабенькие искорки, пошел дымок… Я торжествовал. Наконец хоть что-то получилось. Даже если я едва не помер от натуги над простейшей задачкой.
— Можем идти, — переведя дух, пропищал я.
Мы, я, Тера и «Альфа», посмотрели направо-налево — улица пустынна, автомобилей вроде не видно — и опрометью кинулись через дорогу к ограде. Тера сплела пальцы наподобие стремени. Я сунул в «стремя» здоровую ногу и подпрыгнул. Она подняла меня, с трудом, но высоко. Почти перебросила. Я уцепился за верхний край, увидел фары приближающейся машины и с быстротою молнии скатился на ту сторону. Сырая грязь уверенно приняла груз. Бамс!
Темно-то как! Хоть глаз коли. Я присел возле самого основания стены под защитой раскидистых ветвей. С большинства деревьев листва облетела, и только упрямый сикомор сохранил летнюю роскошь. Лунный свет пробивается, как бог на душу положит, однако серебристые лучи лишь углубляют мрак в темных закоулках. К тому же черная кожа пальто делает из меня настоящего невидимку. Помнится, где-то я читал, что отблеск глаз и белая полоска зубов могут выдать притаившегося во тьме человека. Как бы то ни было, закрывать глаза я не собирался. Достаточно и того, что сижу, скрючившись в три погибели. Я снял с предохранителя пушку и переложил ее в другой карман. Так сказать, припас туз в рукаве, то бишь в кармане. На этом подготовку к бою можно считать законченной…
Я невольно вздрогнул. Дрожь напомнила, что бояться пока нечего. Правда, эта мысль не сразу нашла тропинку к моему сознанию.
Итак, я слился с каменной стеной и стал ждать. И ждать. И снова ждать. Время шло. Зная, что в ожидании минуты кажутся часами, я принялся отсчитывать неторопливые вдохи.
Порывистый ветер свистел в верхушках деревьев. Кружились листья. Капли дождя, будто осколки лунного серебра, тихонько клюкали в кожаный плащ и застывали на черном сверкающим бисером. Ветер доносил запахи чернозема и мокрого камня. Порой мне чудилось, что я в лесу, а не в парке гангстерского имения. Я ровно дышал, убаюканный приятной сказочкой, и продолжал начатый отсчет.
И ждал.
Ни волков, ни шума.
Ничего.
Дойдя до ста, я занервничал не на шутку. Живот свело. Руки-ноги похолодели. Куда подевалась Тера? Где «Альфа»! Им давно пора быть здесь. Не могут же они, в самом деле, так долго тащиться через парк? Не спорю, поместье велико, но для волков это не расстояние. Вечером бежать еще легче — прятаться не надо.
Сдается, случилось худшее — меня попросту бросили.
Глава 29
Один.
Короткое и емкое по смыслу словечко. Из той же оперы, что «страх» или «вера».
Я всегда работал один. Одиночество чародея связано с огромными пространствами, на которых мы обитаем. Чародеи, равные мне по мастерству и Силе (ну, той, что была), живут рассеяно, далеко друг от друга. В Штатах вряд ли наберется полтора десятка настоящих магов. На других континентах, в Европе или Азии, волшебникам не так вольготно, приходится тесниться. Правда, одиночество одиночеству рознь. Согласитесь, невелика радость оказаться промозглой ночью лицом к лицу с врагами без всякой поддержки, с плохо залеченными ранами плюс к тому же в полнейшем неведении. Я потратил долгих десять секунд, чтобы полностью осознать свое бедственное положение.
Спустя десять секунд в душе прочно обосновался ужас. Тот самый ужас, который я имею обыкновение приспосабливать к собственным нуждам. И вообще, я настолько привык бояться, что научился с легкостью думать еще о чем-нибудь. Например, как выбраться из очередного переплета. Да здравствую я! Вернее, мой организм, который уже вовсю прикидывал все «за» и «против», покуда я пытался вернуть себе нормальное человеческое дыхание.
Умнее всего сделать отсюда ноги. Немедленно вернуться к фургончику, и пусть Сьюзен умчит меня в неведомую даль. Хоть к чертовой бабушке, лишь бы подальше. Правда, я могу и не осилить эту стену, но попытка не пытка. Жить захочешь, и не так…
Черт побери! Что я несу? Ведь знаю, что моя долбаная совесть никуда не отпустит. Я лез сюда, чтобы вступить в бой со Злом, чтобы бросить перчатку оборотням, а не выискивать пути отхода. Кроме того, если Тера с ребятками нарвались на неприятности, помочь им сумею только я.
Я кое-как взгромоздился на ноги и потопал прочь от ограды через смешанный лесок из сикоморов и деревьев попроще. Пришлось изрядно попотеть, продираясь сквозь густые, колючие ветви, помня при этом о необходимости соблюдать тишину. Я очень старался. По крайней мере самому мне казалось, что шумлю я не больше, чем ветер, срывающий листья и вздымающий ветки, с которых то и дело обрушивался поток дождевых капель. Спустя минуты три-четыре я выбрался на опушку и передо мной раскинулось поместье.
Грандиозная картина. Как земное воплощение сладких грез журнала «Ландшафтный дизайн». На заднем дворе усадьбы можно разместить приличное поле для игры в гольф. Чуть в стороне, ближе к главным воротам, покоится громадный белый дом. Во всех отношениях безупречный. Размерам террасы (или патио, кто разбирается) насмерть обзавидуется любой танцпол. За террасой на трех квадратных участках (также невероятно огромных) впритык друг к дружке разбиты сады. Прекрасные сады, уступами сбегающие ко мне по отлогому холму. У подножия холма уютно примостилась маленькая долина с озером, которое на поверку оказалось гигантским бассейном в бетонных берегах. Над водой висит пар. Я сумел разглядеть все так подробно, потому что и дом, и сады, и бассейн были искусно подсвечены множеством огней.
Сердце долины, словно величавый страж, охраняет круглый островок приземистых вечнозеленых деревьев, за мощными стволами которых спрячется кто угодно. По левому краю долины насыпаны два декоративных холмика. Верхушка одного увенчана чем-то, напоминающим руины старинной гробницы или замка — потрескавшийся мрамор, поваленные колонны.