— Прошу прощенья… — тихо сказал я.

Зелёные глаза и черный капюшон повернулись ко мне.

— Я не хочу быть грубым, мэм, — сказал я, поднимая с пола сорванную мной деревянную полку и вешая обратно на стену. Затем я наклонился и начал собирать плотно закрытые баночки и ставить обратно на полку.

— Я всё ещё молод. Я делаю ошибки. Но я не ребёнок, и не позволю никому другому выбирать за меня дорогу, по которой мне идти.

Это заставило Мать Зиму снова рассмеяться кудахтающим смехом.

— Он просто душка, — прохрипела она. — Он действиетельно так считает.

— Действительно, — сказала Мать Лето, но её голос оставался задумчивым, она наблюдала, как я привожу в порядок упавшую полку.

Я продолжал возвращать на место баночки, аккуратно выставляя их в ряд, и говорил так мягко и вежливо, как только мог:

— Вы можете управлять моим телом, словно марионеткой. Можете убить меня. Можете наложить на меня проклятье или пытать, или превратить в какое-нибудь животное.

— Могу, — ответила Мать Зима. — И, возможно, так и сделаю, если ты и дальше будешь вести себя столь дерзко.

Я сглотнул и продолжил:

— Вы можете уничтожить меня. Но вы не можете заставить меня быть не таким, каким я решил быть, мэм. Я не знаю, что именно вы хотите мне показать, мэм. Но вам не удастся заткнуть мне этим глотку или положить это на полку, но так, чтобы я не мог дотянуться. Я решил это для себя. Иначе я просто уйду.

— О, неужели? — сказала Мать Зима тихим, убийственным шёпотом. Она заскребла по подлокотнику кресла своми слишком длинными ногтями. — Так вот, как ты думаешь, мой ягнёночек?

Мать Лето выгнула бровь и пристально взглянула на Мать Зиму.

— Ты уже испытала, как он может бороться за свою жизнь. Но даже после того, как он смог удивить тебя и пройти это испытание, он всё еще не смог набить себе цену в твоих глазах? — она издала ещё один неодобрительный кудахтающий звук. — Он храбр. И учтив. Я покажу ему то, о чём ты спрашивала… если он сам того желает.

Зима снова блеснула зубами и сплюнула, попав в то же место. Земля зашипела, и ямка ещё немного углубилась. Мать Зима начала медленно покачиваться в кресле, её взгляд устремился в пространство.

Я поднял последний упавший горшок и хотел уже было поставить его на место, но тут нахмурился:

— О… Мне жаль, но этот, похоже, треснул.

Казалось, не было ни звука, ни движения, но внезапно Мать Лето оказалась рядом со мной, и её костлявые умелые руки обхватили мои, окутав теплом. Её прикосновение напоминало прикосновение Лилии, но… было более мягким и… всеобъемлющим. Это заставило меня думать о широком-широком луге, нагретом теплом летнего солнца, и сохраняющем это тепло весть день, только чтобы согревать им воздух в долгие часы сумерек.

Очень мягко, словно принимая новорожденного младенца, она взяла у меня маленький глиняный горшок и медленно повернула его в своих пальцах, рассматривая. Потом медленно выдохнула, на мгновение закрыв глаза, и почтительно поставила его обратно на полку.

Когда она убирала руки от маленького горшка, я увидел на этом и соседних горшках надписи, вспыхнувшие серебристым светом, будто пробудившись от тепла её рук.

На треснувшем горшке было написано «Полынь».

Буквы начали тускнеть, но я успел заметить и несколько других надписей: «Typhos», «Pox», «Atermors», «Choleros», «Malaros».

Тиф. Оспа. Чума. Холера. Малярия.

И «Полынь».

И на полке была еще уйма других баночек.

У меня слегка затряслись руки.

— Для неё еще не пришло время появиться на свет, — тихо сказала Мать Лето и перевела взгляд на Мать Зиму.

Та не взглянула на нас, но её зубы сверкали из-под капюшона.

Мать Лето мягко взяла меня под руку. Я подставил ей руку более или менее рефлекторно и провёл через комнату. Она подхватила корзинку, и мы направились к двери. Я открыл для неё дверь и снова предложил свою руку, и мы вместе вышли из избушки на небольшую полянку, окружённую древним лесом. Деревья в нём были размером с секвойю. Они сверкали осенним убранством, их листья укрывали лесную подстилку восхитительным огненным ковром, который простирался так далеко, насколько мог видеть глаз. Это было просто великолепно, но это было не на Земле.

— Думаю, ты ей нравишься, молодой человек.

— Да, мэм, — ответил я. — Я так и подумал, заметив тесак.

— В этом вся она, — сказала Мать Лето, улыбаясь. — Она теперь редко покидает наш домик. Она потеряла свою трость. Хотя твой вызов был дерзок, это была необходимость, и у тебя было на это право. Но путешествия для неё ужасно болезненны, даже краткие. Ты, смертный, причинил ей боль.

Слова Матери Лета сделали всю эту ситуацию измельчу-тебя-и-затушу более понятной. Это таким существам, как Мать Зима, полагалось мучить смертных, а не наоборот. Я причинил боль не только ей самой, я ранил её гордость, а в сверхъестественном мире такие оскорбления если и прощались, то редко, и не забывались вообще никогда.

— Так она уравновешивала весы, — тихо сказал я. — Вы ведь это имели в виду?

Мать Лето согласно кивнула:

— Твоя фраза довольно проста, но в целом верна, — она остановилась и повернулась, чтобы взглянуть мне в глаза. — Она не может взять тебя в те места, куда можем дойти мы с тобой, если ты поймёшь всё правильно.

— Пойму что? — спросил я.

В её зелёных глазах отражались цвета осеннего леса.

— Что поставлено на карту, — ответила она. — Если ты решишь пойти со мной, ничего уже нельзя будет вернуть назад. То, что ты увидишь, останется увиденным, то, что ты узнаешь, останется узнанным. Это может навредить тебе.

— Навредить каким образом? — спросил я.

— Ты можешь утратить способность спокойно спать по ночам. Знание — это сила, молодой человек. Сила, чтобы творить добро, или чтобы творить зло. Некоторые знания могут навредить. Некоторые — убить.

— А что будет, если я не обрету этого знания?

Мать Лето улыбнулась, в её глазах отражалась тихая печаль:

— Ты останешься в блаженстве неведения… и отдашь наши судьбы на волю судьбы. Не спеши с выбором, обдумай.

Я размышлял об этом, наверное, целых десять секунд.

Я имею в виду, да ладно!

Я же в конце концов чёртов чародей.

— Уж лучше знать, чем не знать, — негромко сказал я.

— Почему? — требовательно спросила Мать Лето.

— Потому что не зная, нельзя сделать по-настоящему правильный выбор, мэм.

— Даже если это знание не будет давать тебе покоя? Навредит тебе? Изолирует?

Я подумал об этом еще немного и, наконец, сказал:

— В этом случае — особенно. Покажите мне.

Эмоция промелькнула на лице Матери Лета — в ней была тихая боль и сожаление.

— Так тому и быть, — негромко сказала она. — Пойдём со мной.

Глава 33

Я вошёл в древний лес под руку с Матерью Летом. Мы следовали по широкой, извилистой дорожке.

— Не возражаешь, если я задам тебе вопрос, пока мы идём? — спросила Мать Лето.

— Вовсе нет, мэм, — сказал я.

— Что, по твоему мнению, произойдёт, если ты ослушаешься приказа Мэб?

— Приказа? — переспросил я.

— Тебе незачем увиливать, дитя, — фыркнула Мать Лето. — Что знает Мать Зима, то знаю и я. Мэб приказала тебе убить Мэйв. Что, по-твоему, произойдёт, если ты не подчинишься?

Я продолжал идти, немного помедлив с ответом.

— Полагаю, это зависит от того, будет ли Мэб всё ещё здесь, когда дым рассеется, — ответил я наконец. — Если будет… она будет недовольна. Меня будет ждать участь Ллойда Слейта. Если же её не будет…

— Да?

— Мэйв примет мантию Мэб и станет новой Зимней Королевой.

— Именно, — сказала Мать Лето. — Со временем едва ли будет заметна разница. Но в ближайшем будущем… как ты думаешь, как Мэйв будет обращаться с тобой?

Я уже было открыл рот, и снова закрыл его. Я мог это себе представить достаточно ярко: Мэйв, опьянённая новообретённой властью, хихикает, пытает и убивает направо и налево только потому, что теперь может это делать. Мэйв была из тех, кто живёт ради того, чтобы отрывать у мух крылья.