— Ага! — пропел он. — Да! Будет тебе провожатый! — он уставил в меня палец. — Но только если это последний вопрос, Гарри. Пиццу гони, пиццу!
— Сначала провожатый, — настаивал я. — Потом пицца.
Тук взмахнул руками и ногами так, словно хотел стряхнуть их прочь.
— Ну да, да, да!
— Заметано, — сказал я. Я открыл коробку с пиццей и поставил ее на перевернутый пустой ящик. Потом шагнул к кругу, чуть наклонился и взмахом руки и усилием воли отворил его.
Послышался восторженный визг и вопли «ура!», и фэйре, оставив за собой шлейф возмущенного воздуха, еще сильнее растрепавшего мне волосы и взметнувшего с асфальта бумажки и листья, метнулись мимо меня к коробке. Они впились в пиццу с тем же энтузиазмом, что и в первый кусок, только теперь трапеза заняла у них чуть больше времени.
Наконец, Тук взмыл в воздух, завис у меня перед лицом и вытянул руку ладошкой вверх. Секундой спустя что-то, напоминающее яркую, выстрелившую из костра искру, слетело с неба и приземлилось у него на ладони. Тук произнес что-то на совершенно незнакомом мне языке, и крошечный огонек возбужденно замерцал в ответ.
— Все верно, — кивнул Тук. Прищурившись, я разглядел, что это крошечная, размером с муравья светящаяся фигурка. Еще один фэйре. Или одна. Огонек пульсировал и менял цвет, и Тук, еще раз кивнув, повернулся ко мне.
— Гарри Дрезден, — объявил Тук-Тук, подняв ладонь повыше. — Это Элиди. Она готова оказать мне услугу и проводить тебя к Зимней Леди, а потом к Летней. Тебя это устраивает?
Я нахмурился.
— А она меня понимает?
Элиди возмущенно топнула крошечной ножкой, и окружавший ее алый огонек дважды мигнул.
— Да, — перевел Тук. — Две вспышки означают «да», а одна — «нет».
— Две — «да», одна — «нет», — повторил я.
Тук наморщил лоб.
— Или это одна означает «да»… Никак не запомню, — с этими словами он повернулся и метнулся обратно в кучу-малу переливавшихся над остатками пиццы огоньков.
Элиди потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить равновесие, нарушенное поднятым его крыльями вихрем. Она покружилась немного в воздухе и уселась мне на переносицу. Мне пришлось скосить глаза, чтобы смотреть на нее.
— Эй, — сказал я. — Как, гожусь я в качестве дивана?
Две вспышки.
Я вздохнул.
— О'кей, Элиди. Хочешь пиццы, прежде чем мы отправимся в путь?
Снова две вспышки, на этот раз ярче. Крошечная фея взметнулась в воздух и присоединилась к пиршеству.
В переулке послышались шаги, и из темноты показался Билли в водолазке, туго обтягивавшей его мускулистый торс. Я испытал короткий приступ зависти. У меня нет мускулистого торса. Не то, чтобы мой живот выпирал над поясом или чего такого, но и стальных мышц у меня тоже нет. Даже бронзовых. Да что там бронзовых, даже пластиковых, и то нет.
Билли покосился на пиццу и зажмурился.
— Уау. Ничего себе картинка. Ни дать, ни взять «Челюсти».
— Угу, — буркнул я. — Не смотри на это слишком долго. Огоньки фэйре способны действовать на человеческую психику.
— Ясно, — сказал Билли и перевел взгляд на меня. — И как? Добился, чего хотел?
— Угу, — кивнул я. — А ты?
Он пожал плечами.
— Городской переулок — не лучшее место, чтобы идти по следу, но при встрече я их узнаю — если буду в другом обличии, конечно. Запах у них не совсем обычный.
— Что ж, этого можно было ожидать.
Билли блеснул в темноте зубами.
— Ха. И чего мы ждем?
Элиди оторвалась от остальных и снова водрузилась мне на переносицу. Билли изумленно выпучил на нее глаза.
— Какого черта?
— Это наша провожатая, — пояснил я. — Элиди, это Билли.
Элиди дважды мигнула. Билли снова зажмурился.
— Э… очень приятно, — он тряхнул головой. — Итак, каков план?
— Для начала навестим Зимнюю Леди в ее подземном логове. Говорить буду я. Ты будешь держать ухо востро и прикрывать мне спину.
— О'кей, — кивнул он. — Задачу понял.
Я оглянулся — как раз вовремя, чтобы увидеть, как последний кусок пиццы в мельтешении разноцветных слюдяных крыл взмыл в воздух. Фэйре окружили его, разрывая на куски нетерпеливыми ручонками, и через пару секунд от него ничего не осталось. Покончив с ним, фэйре эскадрильей толстопузых метеоров взмыли в воздух и исчезли из вида.
Элиди снялась с моего носа и полетела по переулку в противоположном направлении. Я двинулся следом.
— Гарри? — окликнул меня Билли голосом, в котором еще теплилась надежда. — Как думаешь, неприятности будут?
Я вздохнул и потер переносицу.
Головная боль в эту ночь мне была гарантирована. Да и сама ночка обещала выдаться не самой легкой.
Глава четырнадцатая
Элиди вела нас с Билли по темным переулкам. Потом мы лезли по пожарной лестнице на крышу какого-то здания, спускались с другой стороны и продирались сквозь мусор на заброшенной стоянке где-то в районе Педуэя. Через полчаса таких странствий я начал жалеть, что не попросил у Тук-Тука в провожатые кого-то, умеющего читать дорожные схемы. Добирались бы с комфортом, на машине…
Туннели чикагской подземки строились сравнительно недавно — во всяком случае, по сравнению с остальной частью города. Для человека незнакомого с ними это настоящий лабиринт — длинные полосы одинаковых светильников на потолке, стены с пятнами рекламных постеров и батареи указателей (не всегда точных) на перекрестках. Вход в подземку прекращается поздно вечером и открывается только в шесть утра, но Элиди уверенно довела нас до недостроенного здания на углу Рендольф и Уобэш. Она зависла перед дверью служебного входа; та и впрямь оказалась не заперта. За дверью обнаружилась вторая такая же, ведущая в темный переход подземки — похоже, его бросили, не достроив.
Здесь царила совершенная темнота, так что я снял с шеи серебряную пентаграмму и усилием воли засветил ее. Пятиконечная звезда столетиями служила символом магии, олицетворяя собой четыре природных стихии и связанную человеческой волей стихию духовную. Я выставил пентаграмму перед собой, и она засветилась неярким голубоватым светом, достаточным, чтобы мы хоть немного различали стены туннелей. Крошечная фея летела все дальше, и мы молча следовали за ней. Она довела нас до пересечения двух переходов у Педуэя, свернула за угол, и через пару десятков ярдов мы уперлись в ржавую металлическую дверь с надписью «ОПАСНАЯ ЗОНА. НЕ ВХОДИТЬ». Дверь оказалась не заперта, и мы пошли по туннелю дальше. Здесь было сыро, и в воздухе стоял запах плесени — в обитаемой части подземки такого не встретишь.
Еще через пятьдесят или шестьдесят футов стены туннеля сделались неровными, и даже свет моей пентаграммы не мог разогнать сгустившиеся вокруг нас тени.
Элиди подлетела к особенно темному участку стены и описала в воздухе небольшой круг.
— О'кей, — сказал я. — Похоже, нам входить здесь.
— Как это — «входить»? — скептически хмыкнул Билли. — Куда входить?
— В Преисподнюю, — ответил я, шаря руками по стене. На первый взгляд она казалась сделанной из того же грубого бетона, но чуть подалась, стоило мне нажать сильнее.
— Где-то здесь должен быть замок. Кнопка или что-нибудь в этом роде.
— Что это за Преисподняя в Чикаго? Ничего такого не слышал.
— Я проработал здесь, наверное, лет пять или шесть, прежде чем узнал об этом, — признался я. — Тут нужно знать историю Чикаго. Как он строился.
Билли сложил руки на груди.
— Я весь внимание.
— Город строился на болотах, — пояснил я, продолжая ощупывать стену. — Земля здесь практически на одном уровне с водами озера Мичиган. Когда начали возводить дома, они стали погружаться в болото. Ну, не сразу, конечно, но с каждым годом проседали все глубже. Улицы мостились деревом, а потом поверх них настилали еще одну улицу — с расчетом на то, что первая медленно погрузится. Дома рассчитывались точно по такому же принципу. На втором этаже закладывали еще одну входную дверь и называли ее «Чикагским парадным», так что, когда дом погружался, она оказывалась на уровне земли.