А еще услышал — точнее, нет, уловил сквозь подошвы сапог вибрацию пола — раскат грома над озером. Негромкий шепот окреп, полный мстительной радости, и продолжал нараспев заклинание.

Продолжая внутренне собираться, я свернул за угол коридора и оказался в просторном помещении, занимавшем всю высоту здания. Внизу находилась гостиная. Спиральная лестница вела наверх — судя по всему, на кухню и столовую, открывавшиеся в гостиную антресолью. Должно быть, с улицы на этот уровень можно было попасть с веранды позади здания.

Гостиная оказалась пуста. Пение и редкие вздохи доносились с антресоли. Правда, CD-плеер, из которого слышалась музыка, стоял внизу, и колонки его сплошь облепили отвратительные, липкие твари — похоже, они пожирали музыку. Я обратил внимание на несомненную связь между мелодией и пульсацией бледного фиолетового тумана, стекавшего с антресоли. То, что я слышал, и впрямь оказалось сложным заклинанием, вовлекающим в свое действие множество стихий, подчиненных власти одного, главного чародея. Виктора. Хитро задумано. Стоит ли удивляться тому, что оно действовало с такой эффективностью. Должно быть, Виктору пришлось изрядно пробовать и ошибаться, пока он рассчитал его.

Я покосился на антресоль, потом пересек комнату, стараясь держаться подальше от музыкального центра. Мне удалось проскользнуть под антресоль незамеченным, только скользкие нематериальные твари разбегались от меня во все стороны. Дождь на улице припустил уже вовсю, судя по стуку капель по крыше и окнам.

Вокруг меня громоздились картонные коробки, пластмассовые канистры и деревянные ящики. Я открыл одну и обнаружил внутри несколько сотен узких флакончиков — я уже видел такие раньше. Флакончики были наполнены «Третьим «Глазом». Мое Внутреннее Зрение видело их иначе: жидкость в них была густой и мутной от заключенной в каждом флаконе неизбежной катастрофы. В ней плавали искаженные от ужаса и муки лица — призрачные образы того, что может случиться.

Я заглянул в другие коробки. В одной стояли старые бутылки с жидкостью зеленого цвета, словно светящейся изнутри. Абсент? Я откупорил одну, понюхал и почти физически ощутил растворенное в жидкости безумие. Я отшатнулся от коробки, и меня едва не стошнило. Потом наскоро просмотрел еще несколько коробок. Нашатырь, с сопутствующими ему видениями психлечебницы и санитаров. Какие-то грибы в пластиковых ванночках, на вид ядовитые. Алюминиевый порошок. Антифриз. Блестки сотни оттенков в большой пластиковой сумке. В тени стояло еще много всякого, но мне некогда было смотреть. Я и так знал, для чего предназначено все это.

Для эликсира.

Ингредиенты для эликсира. Вот как Виктор готовил свой «Третий Глаз». Он делал все точно так же, как я, когда готовил свои микроскопические порции эликсиров, только он действовал с размахом, используя энергию других людей, других стихий. В качестве основы он использовал абсент, от него и плясал. Собственно, Виктор занимался промышленным производством волшебного эликсира. Похоже, его продукт оставался инертным до тех пор, пока не попадал внутрь организма и не начинал взаимодействовать с эмоциями и страстями. Это объясняло, почему я до сих пор ничего не замечал. Эта штука не проявляла себя при поверхностном обследовании, да и вообще ни при каком, кроме задействованного на полную мощь Внутреннего Зрения, а это я делаю очень и очень редко.

Я зажмурился, дрожа. Зрение показывало мне слишком много. Это одна из проблем, связанных с ним. Я смотрел на все эти ингредиенты, на коробки с уже изготовленным зельем, и видел образы тех страданий, которые оно может причинить. Это было слишком. Голова моя начинала затуманиваться от этих видений.

Снова грянул гром, на этот раз резче и, казалось, прямо над головой. Голос Виктора перешел на визг, и я начал разбирать слова. Он пел на каком-то древнем языке. Египетском? Ассирийском? Впрочем, какая разница? Смысл и так был достаточно ясен — ненависть, угроза. Эти слова имели одну цель: убийство.

Меня трясло все сильнее. Может, это проявлялись побочные эффекты Зрения? Или так влияло на меня обилие негативной энергии?

Черта с два. Я просто трусил. Боялся выйти из своего укрытия под антресолью, чтобы встретиться лицом к лицу с повелителем всей этой нечисти. Я ощущал его силу даже отсюда — его силу, его уверенность, силу его воли, электризующую воздух смертоносной неизбежностью. Я боялся так, как ребенок, оказавшийся один на один с огромной, злобной собакой или с соседским мальчишкой-забиякой. Такой страх парализует, вынуждает тебя выдумывать любой предлог, только бы спрятаться.

Вот только прятаться было некогда. И искать предлоги — тоже. Поэтому я усилием воли закрыл Зрение и собрал остатки своей смелости.

На улице взревел гром, и почти сразу же сверкнула новая молния. Свет мигнул, мелодия засбоила. Виктор над моей головой визжал в совершеннейшем экстазе. Да и женский голос, предположительно миссис Беккит, тоже почти визжал.

— Что ж, кто платит денежки, тот и рискует, — пробормотал я себе под нос.

Я сфокусировал волю, вытянул руку в направлении музыкального центра, растопырил пальцы и крикнул: «Fuego!» Струя жара сорвалась с моих пальцев, метнулась через комнату и поглотила стереосистему, из которой вырвалась не музыка, а долгий, полный муки стон. Чертовы Мёрфины наручники так и висели у меня на руке.

Я повернулся, раскинул руки в стороны и рявкнул: «Veni che!» Подо мной всклубился ветер; он раздул мою ветровку наподобие плаща Бэтмена и вознес меня прямехонько на антресоль. Перемахнув невысокий парапет, я мягко приземлился на пол.

Даже при том, что я ожидал увидеть что-нибудь в этом роде, зрелище меня потрясло. Виктор был одет во все черное: в черные брюки в обтяжку, черную рубаху, черные туфли — чертовски стильно, особенно по сравнению с моими трениками и ковбойскими сапогами. Его кустистые брови и резкие черты лица подчеркивались зловещим темным свечением, исходившим от очерченного вокруг него круга. Внутри были разложены принадлежности для ритуала, призванного убить меня. Там лежало нечто, напоминающее ложку, только с краями, заточенными остро как бритва, пара свечей, черная и белая, а также белый кролик с лапками, связанными красной ленточкой. Из небольшой ранки на лапке шла кровь, пачкавшая белый мех. А еще одна ленточка была повязана у него на голове, прижимая к ней прядь моих волос. На ковре рядом со всем этим виднелся еще один нарисованный мелом круг футов пятнадцати в диаметре. Внутри его извивались в любовных конвульсиях Беккиты, вырабатывая энергию для Викторова заклятия.

Надо сказать, Виктора я застал врасплох. Он потрясенно уставился на меня, приземлившегося в маленьком смерче. Вокруг меня разлетались во все стороны какие-то цветы в горшках и прочая дребедень.

— Ты! — выкрикнул он.

— Ну, я, — подтвердил я. — Я тут хотел кой о чем с тобой побеседовать, Вик.

Его потрясение мигом сменилось бешеной злостью. Он схватил свою заостренную ложку, занес ее правой рукой, и выкрикнул формулу заклятья. Подняв левой рукой кролика — ритуальное обозначение меня и никого другого — он приготовился выковырять его сердце, а значит, и мое тоже.

Я не дал ему возможности довершить ритуал. Я сунул руку в карман и швырнул в Виктора-Тень пустую коробочку из-под пленки.

Как оружие она, возможно, не убила бы и комара. Но она была настоящей, материальной, и бросал ее реальный, смертный человек. Она могла нарушить целостность магического круга.

Коробочка просвистела в воздухе над очерченной Виктором границей круга и взломала ее как раз в то мгновение, когда тот, выкрикнул последнее слово заклинания и ткнул своей ложкой-ножом в бедного кролика. Энергия грозы устремилась вниз, в цилиндр, основанием которого служил нарушенный мною круг.

Сквозь прореху в комнату ринулась стихия — дикая, неуправляемая, слепая — буйство цветов и звуков, набросившихся на все с силой урагана. Все предметы в комнате, включая нас с Виктором, сорвались с места, и какой-то из них, а может, и несколько разом взломали и тот круг, в котором резвились Беккиты. Те покатились по полу и шмякнулись о стену.