Майкл оглянулся на нас, и я увидел на его щеке кровавую полосу.

— Не высовывайтесь, Гарри.

Никодимус атаковал, стоило Майклу на мгновение отвлечься. Меч динарианца описал в воздухе стремительную дугу, и Майкл едва успел парировать удар. На какую-то роковую секунду он потерял равновесие и припал на колено, но Саня с криком бросился вперед и отогнал Никодимуса, дав Майклу возможность оправиться. Русский гнал динарианца все дальше, к дальнему концу вагона.

Я увидел ловушку.

— Саня, назад! — завопил я.

Сила инерции не позволила русскому остановиться мгновенно, но он извернулся и метнулся вбок. И сразу же стальные щупальца-клинки, пробив крышу вагона, взметнулись в воздух в каком-то дюйме от его спины. Никодимус повернулся и снова бросился в атаку.

Майкл поднялся на ноги, занес «Амораккиус» над головой и трижды полоснул им по железной крыше вагона. Треугольный кусок металла размером примерно три фута в поперечнике провалился внутрь; металл в месте разреза раскалился докрасна. Майкл спрыгнул в отверстие и скрылся из виду.

Я поднял жезл и прицелился в Никодимуса. Тот заметил мое движение и выставил перед собой ладонь.

Тень его метнулась по крыше вагона в мою сторону и с разбега ударилась в меня, выбив жезл из руки и тут же размолотив его в щепки.

Саня вскрикнул: одно из лезвий, пронзив крышу вагона, задело его ногу, и он припал на колено.

И тут из щелей в крыше ударил ослепительный свет. Я услышал полный ярости вопль Дейрдре, и преследовавшие Саню лезвия исчезли.

Никодимус зарычал. Он снова взмахнул рукой в мою сторону, и тень с визгом швырнула обломки жезла мне в лицо. Никодимус тем временем снова взмахнул мечом и бросился на Саню.

Я успел заслонить лицо от обломков, но Сане помочь ничем не мог. Никодимус отбил его саблю в сторону. Саня перекатился по крыше вагона, увернувшись от удара, который запросто мог бы оставить его без головы. Однако при этом раненая рука его коснулась крыши, и Никодимус с силой ударил по ней каблуком своего тяжелого башмака.

Саня закричал от боли.

Никодимус занес меч для смертельного удара.

И тут джентльмен Джонни Марконе открыл огонь из «Калашникова».

Марконе выпустил три короткие очереди. Первая ударила Никодимуса в грудь и шею — чуть выше Плащаницы. Вторая угодила в руку и плечо, противоположные Плащанице, едва не оторвав их от тела. Третья пришлась в бедро — опять-таки не задев священного савана. Лицо Никодимуса почернело от ярости, но пули продолжали рвать его тело в клочья — он покатился по крыше и скрылся из виду.

Снизу донесся еще один демонический визг и скрежет раздираемого металла. Визг делался все тише, удаляясь в направлении головы состава, а минуту спустя Майкл поднялся на крышу по закрепленным на боковине вагона скобам. Меч висел у него на поясе в ножнах.

Я бросился к Сане. Из глубокой раны на ноге хлестала кровь. Он уже снял пояс, и я помог ему наложить на ногу жгут, останавливая кровотечение.

Марконе, хмурясь, подошел к месту, откуда сорвался вниз Никодимус.

— Черт! Почему бы ему не помереть здесь, на крыше. Теперь нам возвращаться за Плащаницей.

— Не придется, — возразил я. — Вы его не убили. Только разозлили хорошенько.

— Вы так считаете? — усомнился Марконе. — Я же вроде его как следует свинцом накормил.

— Я вообще не уверен, что его возможно убить, — заметил я.

— Интересно. Как думаете, он может бежать быстрее поезда?

— Вполне вероятно, — кивнул я.

Марконе повернулся к Сане:

— У вас есть еще магазин?

— Где Дейрдре? — спросил я у Майкла.

Он покачал головой.

— Ранена. Она прорвалась через стенку в следующий вагон. Слишком рискованно преследовать ее в закрытом помещении.

Я встал и полез обратно в вагон для скота. Пошарив на полу, я обнаружил свой посох. Поколебавшись немного, я забрал карабин Марконе и двинулся обратно.

Как выяснилось, я ошибался. Никодимус не умел бежать быстрее поезда.

Быстрее поезда он летел.

Он спикировал на нас с ночного неба; тень его раскинулась за спиной подобием огромных перепончатых крыльев. Меч сверкнул, целясь в Марконе. Что ж, по сравнению с рефлексами джентльмена бросок змеи показался бы неуклюжим выпадом. Он бросился ничком и перекатился по крыше, уворачиваясь от удара динарианского меча.

Никодимус спланировал на крышу следующего вагона и остановился, чуть пригнувшись, обернувшись к нам лицом. На лбу его появился светящийся знак — шевелящийся, меняющий очертания, так что один взгляд на него вызывал приступ тошноты. Кожа его потемнела и опухла в местах, куда пришлись очереди Марконе, и все же восстанавливалась на глазах. Лицо его перекосилось от ярости, тень его ползла по крыше в нашу сторону и скрывалась в зазоре между вагонами.

Послышался металлический лязг, и наш вагон вздрогнул. Лязг повторился.

— Он расцепляет вагоны! — крикнул я.

Вагон, на крыше которого стоял Никодимус, начал удаляться от нас, а зазор между вагонами — увеличиваться.

— Вперед! — крикнул Саня. — Я в порядке!

Майкл вскочил и, не колеблясь, прыгнул. Марконе отшвырнул автомат в сторону и тоже прыгнул, отчаянно молотя по воздуху руками. Он приземлился на самом краю крыши.

Я забрался на край вагона и глянул вперед, на удаляющийся вагон. Мне очень живо представилось, как вместо крыши соседнего вагона я приземляюсь на рельсы — прямо перед катящимся по инерции вагоном. Даже отцепившись от локомотива, он продолжал двигаться с вполне ощутимой скоростью. Мало не показалось бы. Я отшвырнул карабин и накачал побольше воли в посох. Потом оттолкнулся ногами и посохом от торца вагона и крикнул:

— Forzare!

Высвобожденная заклинанием сила швырнула меня вперед. Даже слишком далеко вперед. Я приземлился ближе к Никодимусу, чем Майкл или Марконе, — но по крайней мере я не распластался у его ног.

Майкл шагнул вперед и стал рядом со мной, а спустя секунду к нам присоединился Марконе. В обеих руках он держал по автоматическому пистолету.

— Паренек-то не слишком быстр, правда, Майкл? — усмехнулся Никодимус. — Зато ты, пожалуй, вполне достойный соперник. Ну, не настолько опытен, как хотелось бы… но трудно ведь найти кого-либо, чей опыт превышает тридцать или сорок лет — тем более двадцать столетий. Не настолько способен, как японец, — так ведь таких считанные единицы.

— Отдай Плащаницу, Никодимус! — крикнул Майкл. — Она тебе не принадлежит.

— Ну как же, не принадлежит, — отозвался Никодимус. — И уж во всяком случае, не тебе меня остановить. А когда я разделаюсь с тобой и чародеем, я вернусь за тем мальчиком. Три рыцаря за день — пожалуй, это рекорд.

— Отпускать шпильки он умеет, факт, — буркнул я. — А я-то, дурак, считал, это мое амплуа.

— По крайней мере вас он вниманием не обошел, — отозвался Марконе. — Я чувствую себя незаслуженно обиженным.

— Эй! — крикнул я. — Старина Ник, можно один вопрос?

— Всегда пожалуйста, чародей. Когда мы схватимся, боюсь, у тебя не будет больше такой возможности.

— Зачем? — спросил я.

— Прошу прощения?

— Зачем? — повторил я. — Какого черта ты все это делаешь? Я хочу сказать, я понимаю, зачем ты стырил Плащаницу. Тебе нужна была тяжелая артиллерия. Но чума-то зачем?

— Ты читал Евангелия?

— Ну, не полностью, — признался я. — Но я не въезжаю… Неужели ты серьезно думаешь, что затеваешь Апокалипсис?

Никодимус покачал головой:

— Дрезден, Дрезден. Апокалипсис, о котором ты говоришь, — это не событие. Ну, по крайней мере — не какое-то конкретное событие. Рано или поздно, не сомневаюсь, наступит и настоящий Апокалипсис, который положит конец всему, но я сильно сомневаюсь, чтобы он начался с этого вот события.

— Тогда на кой черт тебе это?

Некоторое время Никодимус молча смотрел на меня, потом улыбнулся.

— Апокалипсис — это границы сознания, — произнес он. — Вера. Капитуляция перед неизбежным. Это смерть надежды.

— И в таком окружении, — негромко сказал Майкл, — это означает больше страданий. Больше боли. Больше отчаяния. Больше сил тьме и ее приспешникам.